личинка человека
Очень сложно рассказывать. Еще сложнее понять, как именно говорить, найти тон. А еще гнетет собственное бессилие сделать слова живыми, чтобы они не просто обозначали, протоколировали какие-то факты, но вызывали хотя бы эхо чувств и мыслей, которые были там.
*
Читая до игры "Блокадную книгу", смотря советские черно-белые фильмы - я все думала, что страдание само по себе, страдание как тема - невыносимо скучная вещь. Оно просто, грубо, монотонно. Оно не делает человека тоньше, сложнее, интереснее - "стыдно убивать героев, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных". В страдании нет никакой идеи, никакой философской глубины - понять меру страдания нельзя по определению. И ехала я не затем, чтобы понять, как оно было там. Лицемерно даже говорить такое, невозможно сравнивать. И там было - было совсем не это.
Понимать страдание не нужно. Но знать, что были люди, которые страдали - настоящие, живые люди, и полюбить их. Увидеть, что их окружало. Как они мечтали и умирали и совершали подвиг каждый раз, заставляя себя утром встать на ноги. Эти люди жили в городе, чье настоящее имя - Ленинград. И идти, вернувшись с игры, по залитым светом солнечным майским улицам, где играют дети. Смотреть на высокие светлые фасады домов, на переполненные летние кафе. Идти по новым улицам, где в 42-м году была только грязь и стояли немцы. И видеть Ленинград, который выжил.
Наверное, это о том, что нужно не понимать. Нужно не бояться сочувствовать и любить. Не за новое, важное, что узнал и понял благодаря этой истории - нет, просто.
*
Нет уз святее товарищества.
С прошлой своей питерской игры я уезжала, плача от отчаяния. С этой уезжаю и почти плачу от переполняющего меня счастья.
Все это было - про свет. Про узкие лучи, прорезывающие тьму. Про любовь. Про то, как ты встаешь на ноги, чтобы помочь товарищу, хотя сама бы осталась сидеть. Про то, как тебе любой, у кого есть еще хоть немного сил, протянет руку, потому что отвернуться - невозможно, когда мы уже вместе прошли через все. Товарищество. Это не близость и не личная симпатия, ты даже мало что знаешь об этих людях. Ты знаешь главное - они были рядом, и будут рядом, и мы должны стоять.
Когда выходишь из черного голого подвала наверх, к деревьям и звездам, и каждый, кого ты знала только снаружи, рассказывает, что тоже жил и выстоял из жалости к другим, к тебе, точно так же, как тебя мучила жалость ко всем ним - вот тогда одной волной нахлынуло осознание, что это была любовь, бесконечная любовь. Как и после любой удачной игры, все на подъеме и есть какой-то общий дух братства - но здесь и сейчас это еще и отражение того, что осталось в темноте. Но без темноты, только свет.
Меня еще очень долго после игры корежил и не отпускал перенос. То это чужие мне, милые, интересные люди - то мои настоящие товарищи, которые всегда рядом. На следующий день была постигровая, там вообще поштормило. К счастью, здоровый сон вернул границы личности куда-то на прежнее место.
*
Нина Васильевна, товарищ Овжарова, моя милая, глупая Ниночка. Я мало что про тебя знаю - потому что ты сама мало что понимаешь про себя. Как писать от первого лица, если самое интересное в персонаже - это его слепые пятна? Частично пересекающиеся с моими.
Это был моя, наверное, сама интуитивная роль, сыгранная полностью спинным мозгом. Мозг головной настолько не принимал в этом участия, что все время жил где-то на грани диссоциации. Я думала, что гоню жуткую фальшь, на самом деле. Но вроде бы соигроки хвалили.
Это все, конечно, результат моей уже традиционно провальной подготовки к игре. У меня были наметки, как именно мог бы выглядеть определенный типаж характера, но я совершенно не успела примерить его на себя. У меня в голове была я, было много разного материала про эпоху, и были конкретные факты из прошлого Нины. А потом был старт игры.
Как мне описывали, получился дядя Степа - простой и честный советский милиционер. Честная, принципиальная, скромная, очень трудолюбивая. Не хватает с неба звезд, всю жизнь служит в младшем звании и довольна этим. (Глуха к нюансам человеческих отношений, легко верит людям. Легко верит и себе, даже когда сама себе врет.) По-детски искренняя коммунистка. (Если ты вкладываешь всю себя и всю свою душу в партию - партия ответит тебе тем же. Прекрасная мечта для интроверта, совсем не умеющего открывать душу людям.) Плохо умеет ненавидеть, переживать боль утраты, рефлексировать. И чем меньше физических сил остается, тем мощнее и эмоциональное выключение - остаются только простые, понятные ей самой чувства. Близких друзей нет, муж на фронте (но и он не близок Нине как человек - их связывает вера в себя как в семью), сын на фронте, дочь в эвакуации.
*
Я не знаю, как написать, что происходило на самой игре. Нужно ли, сумею ли.
*
Читая до игры "Блокадную книгу", смотря советские черно-белые фильмы - я все думала, что страдание само по себе, страдание как тема - невыносимо скучная вещь. Оно просто, грубо, монотонно. Оно не делает человека тоньше, сложнее, интереснее - "стыдно убивать героев, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных". В страдании нет никакой идеи, никакой философской глубины - понять меру страдания нельзя по определению. И ехала я не затем, чтобы понять, как оно было там. Лицемерно даже говорить такое, невозможно сравнивать. И там было - было совсем не это.
Понимать страдание не нужно. Но знать, что были люди, которые страдали - настоящие, живые люди, и полюбить их. Увидеть, что их окружало. Как они мечтали и умирали и совершали подвиг каждый раз, заставляя себя утром встать на ноги. Эти люди жили в городе, чье настоящее имя - Ленинград. И идти, вернувшись с игры, по залитым светом солнечным майским улицам, где играют дети. Смотреть на высокие светлые фасады домов, на переполненные летние кафе. Идти по новым улицам, где в 42-м году была только грязь и стояли немцы. И видеть Ленинград, который выжил.
Наверное, это о том, что нужно не понимать. Нужно не бояться сочувствовать и любить. Не за новое, важное, что узнал и понял благодаря этой истории - нет, просто.
*
Нет уз святее товарищества.
С прошлой своей питерской игры я уезжала, плача от отчаяния. С этой уезжаю и почти плачу от переполняющего меня счастья.
Все это было - про свет. Про узкие лучи, прорезывающие тьму. Про любовь. Про то, как ты встаешь на ноги, чтобы помочь товарищу, хотя сама бы осталась сидеть. Про то, как тебе любой, у кого есть еще хоть немного сил, протянет руку, потому что отвернуться - невозможно, когда мы уже вместе прошли через все. Товарищество. Это не близость и не личная симпатия, ты даже мало что знаешь об этих людях. Ты знаешь главное - они были рядом, и будут рядом, и мы должны стоять.
Когда выходишь из черного голого подвала наверх, к деревьям и звездам, и каждый, кого ты знала только снаружи, рассказывает, что тоже жил и выстоял из жалости к другим, к тебе, точно так же, как тебя мучила жалость ко всем ним - вот тогда одной волной нахлынуло осознание, что это была любовь, бесконечная любовь. Как и после любой удачной игры, все на подъеме и есть какой-то общий дух братства - но здесь и сейчас это еще и отражение того, что осталось в темноте. Но без темноты, только свет.
Меня еще очень долго после игры корежил и не отпускал перенос. То это чужие мне, милые, интересные люди - то мои настоящие товарищи, которые всегда рядом. На следующий день была постигровая, там вообще поштормило. К счастью, здоровый сон вернул границы личности куда-то на прежнее место.
*
Нина Васильевна, товарищ Овжарова, моя милая, глупая Ниночка. Я мало что про тебя знаю - потому что ты сама мало что понимаешь про себя. Как писать от первого лица, если самое интересное в персонаже - это его слепые пятна? Частично пересекающиеся с моими.
Это был моя, наверное, сама интуитивная роль, сыгранная полностью спинным мозгом. Мозг головной настолько не принимал в этом участия, что все время жил где-то на грани диссоциации. Я думала, что гоню жуткую фальшь, на самом деле. Но вроде бы соигроки хвалили.
Это все, конечно, результат моей уже традиционно провальной подготовки к игре. У меня были наметки, как именно мог бы выглядеть определенный типаж характера, но я совершенно не успела примерить его на себя. У меня в голове была я, было много разного материала про эпоху, и были конкретные факты из прошлого Нины. А потом был старт игры.
Как мне описывали, получился дядя Степа - простой и честный советский милиционер. Честная, принципиальная, скромная, очень трудолюбивая. Не хватает с неба звезд, всю жизнь служит в младшем звании и довольна этим. (Глуха к нюансам человеческих отношений, легко верит людям. Легко верит и себе, даже когда сама себе врет.) По-детски искренняя коммунистка. (Если ты вкладываешь всю себя и всю свою душу в партию - партия ответит тебе тем же. Прекрасная мечта для интроверта, совсем не умеющего открывать душу людям.) Плохо умеет ненавидеть, переживать боль утраты, рефлексировать. И чем меньше физических сил остается, тем мощнее и эмоциональное выключение - остаются только простые, понятные ей самой чувства. Близких друзей нет, муж на фронте (но и он не близок Нине как человек - их связывает вера в себя как в семью), сын на фронте, дочь в эвакуации.
*
Я не знаю, как написать, что происходило на самой игре. Нужно ли, сумею ли.