exhibit #1: милый архидьякон Клод Фролло
exhibit #2: трогательный монашек, Луис, из "Дульсинеи Тобосской" (this&that)
exhibit #3: наш любимый Спок (целиком на "Amok Time" можно не давать ссылку? Только эта сцена и вот эта)
И почему в переложении на современность и/или на женский гендер этот архетип обычно сразу теряет свое обаяние и становится банальной трусостью перед (эмоциональной) близостью. А ведь интересен-то не страх, а именно отвращение, принципиальное этическое неприятие секса-чувственности-плоти-"низменных" эмоций. (То есть, конечно, такая позиция корнями уходит глубоко в подсознание, в тот же страх, но интересно-то не это - интересно то, как человек с продуманной, неэгоистической, внутренне непротиворечивой этической системой сталкивается с жизнью, которая на все его системы плевать хотела.)
На полях: а вот на что переложить эту дилемму выходит очень удачно, так это на гомосексуала, не приемлющего собственную ориентацию и пытающегося побороть в себе "противоестественные" чувства. Но тоже, это должна быть не просто бытовая, неотрефлексированная гомофобия, а прочная система ценностей. Вытекающая из искренней религиозной веры, например.
У меня выходит, что вот это принципиальное противопоставление рационального разума и животных инстинктов - и героическая трагедия их противоборства - очень существенно опирается на гендерную мифологию. Как вот здесь говорили умные люди - сексуальное желание делает мужчину одновременно всесильным и не способным себя контролировать (или должно делать, если он Настоящий - всех победит на пути к его удовлетворению, кроме самого себя). Поэтому сознательный отказ от Власти, от борьбы за место в иерархии - это подвиг аскета. А вот для женщин-аскетов, увы, непосредственно этот сюжет не складывается. Прошли времена древних греков с "Лисистратой", в нашей мифологии женщина сексом для себя интересоваться не может, если она не шлюха. И наоборот, сексуальная подчиненность мужу (как долг, а не как удовольствие) - прекрасная патриархальная добродетель.
Но вот как можно переложить эту историю. Оба гендера разделяют отвращение к чувственности как к силе, низводящей *мужчин* до животного уровня. Пока мы можем делать вид, что секса не существует, мы можем и на гендер не обращать внимания - женщина может существовать на равных правах в рациональном внегендерном мире. Но тогда секс - угроза ее существованию (восприятию ее обществом как человека, а не едва одушевленного сексуального объекта). А страх такой тотальной социальной аннигиляции вполне сопоставим со страхом потери своей рациональной идентичности под напором инстинктов.
Этот пост, конечно, чудовищно TMI, но мне нужно иногда перетряхивать свои скелеты в шкафах.