В качестве попытки привести себя в чувство и вспомнить, что у меня голова не только для того, чтобы в нее есть.
Сняла тут с полки, просто чтобы отвлечься, сборничек рассказов Моэма. И, конечно, по старой памяти начала с "Дождя". По-английски он длиннее, чем казался раньше, но лексика очень простая. Но, бог ты мой, как меня от него проперло! Может, конечно, тут еще весьма неадекватное физическое состояние поспособствовало, но у меня буквально каждые пять страниц слезы подступали к глазам - и от гнева, и от жалости - и просто-таки руку себе прикусывала, чтобы хоть вслух не выражать всю эту смесь эмоций. И рассказ-то оказался совершенно не о том, о чем я помнила - не о трагедии force du sexe, одолевающей очередного священника-миссионера, а совсем даже о колониализме, об аморальности власти - в общем, обо всех пронзительно-жутких вещах, о которых мне в посл.время приходилось думать. Это, конечно, так типично - в хорошей литературе читатель, в первую очередь, находит собственное отражение (и именно поэтому я недолюбливаю филологию - отражения меня интересуют больше, чем фальшиво-объективное изучение кривизны зеркал; я в литературе ищу не столько художественность, сколько философию, психологию, социологию, историю - короче, весь круг гуманитарных дисциплин, которыми мне лень заняться отдельно, кроме, собственно, самой филологии, н-да). Лет пять назад меня больше всего интриговала проблема... хм, отторжения сексуальности, являющейся насилием тела над сознанием? - короче, Фролло и товарищ Луис из "Дульсинеи Тобосской" - а сегодня это уже, в некоторой степени, пройденный этап. Поэтому личные тараканы моэмовского миссионера меня не слишком-то волнуют - и потом, ведь суть рассказа совсем не в них! Как это можно не видеть? Они - только фон, обстоятельства действия. А содержанием, внутренней пружиной конфликта является, конечно, трагизм существования неизбежных идеологических разногласий даже среди людей совершенно честных, и безусловно храбрых, и искренне стремящихся к добру - так, как они сами его понимают. Это, пожалуй, самый страшный приговор человеку: всей силы и честности ума ему не хватает даже для того, чтобы не делать невольно зла. Как легко совершать страшные ошибки, не сумев ни разу усомниться в себе. Как печально невозможно объяснить человеку, что он неправ - как невозможно это понять, будь я-ты-кто угодно на его месте! Как, веря в то, во что он верит, вырастя с теми привилегиями, с которыми он вырос, суметь усомниться в справедливости имеющейся у тебя власти? Не использовать ее как насилие против других людей, даже в целях, которые тебе кажутся безусловно благими?